Петровская тема в творчестве М.В. Ломоносова и А.Н. Радищего

Признание наше было бы свободнее, и чин открытия изваяннаго твоего образа, превратился бы в чин благодарственнаго молебствия каковое в радости своей народ возсылает к предвечному отцу.На данном высказывании следует остановиться подробнее. Оно обращает на себя внимание, прежде всего, тем, что вперед выступает краткий очерк всего правления Петра Великого. По Радищеву Петр велик только тем, что он умер. Смерть его выступила своеобразным катализатором, который привел к умилению в народе. И, вполне естественно, что тон этому задает его наследница, которая желает укрепить самодержавие, понимаемое А. Н. Радищевым как абсолютное зло. Если посмотреть правде в глаза – об этом бы никогда не сказал ни один из придворных поэтов, то все похвальные речи, которые изливались при жизни Петра I, вряд ли соответствовали действительности, так как царь своими деяниями их не заслужил. Как следствие, похвала эта давалась не от чистоты сердца, а люди, жившие во время ныне создаваемого божества, или ненавидели его внутри или не могли ничего сказать против его начинаний, так как Петр был жесток. Вновь перед нами возникает идея царя-тирана, царя-Антихриста, который ради своего удовольствия перекроил всю Россию. И, как уже говорилось. Народная благодарность в большинстве своем восходит только к тому, что Петр умер. На семантическом уровне можно наблюдать также расширения поля царя-тирана. Говоря о Петре, автор «Письма» отмечает, что те же действия совершает и его правопреемница. И, если Петр в настоящий момент вызывает слезы умиления, лежа в земле, то Екатерина, продолжающая его дело, не может быть названа Великой при жизни- скорее всего люди испытывают к ней то же самое, что и когда-то к Петру. Эмоции, реализуемые в «Письме», выполняют двойную функцию - на структурном и семантическом пластах. С одной стороны они сохраняют структуру доверительного письма к другу, которое дает некий камертон вступлению. В том случае, если перед нами повествование о мыслях частного лица, не направленных на публичное освящение, говорить можно практически все. С другой же стороны, именно подобный подход непубличных рассуждений, подготавливает почву для раскрытия характеристики личности Петра Первого и его времени в истории. Вторая часть представляет собой полемику с французским философом Жаном Жаком Руссо, который отказал Петру Первому в величии, так как, по его мнению, все реформы императора имели подражательный характер. У Радищева эта мысль представлена достаточно широко: «Петр по общему признанию наречен Великим, а Сенатом – отцем Отечества. Но за что он может Великимназватся. Александр раззоритель полусвета назван Великим; Константин, омывыйся в крови сыновней, назван Великим; Карл первой возобновительРимския Империи, назван великим; Лев Папа Римский, покровитель наук и художеств, назван великим; КозмаМедицис Герцог Тосканский назван великим; Генрих, доброй Генрих IV, Король Французский, назван великим; Людвих XIV, тщеславый и кичливый Людвиг, Король Француский, назван великим; Фридрих II, король Прусский, еще при жизни своей назван великим. Все сии Владетели, о множестве других не упоминая коих ласкательство великими называет, получили сие название для того что изступили из числа, людей обыкновенных услугами к Отечеству, хотя великия имели пороки». Данный отрывок – не что иное, как попытка проанализировать исторический контекст, выяснив, за какие деяния можно назвать человека великим. По сути, перед нами проходит вся цепь европейской истории - Александр Македонский, «разоритель полусвета», сыноубийца Константин, Карл I, «возобновитель Римской империи», папа римский Лев X, «покровитель наук и художеств», «доброй Генрих IV, король французский» и «Людвиг XIV, тщеславный и кичливый»— все они вошли в историю с эпитетом «Великий», независимо от того, были ли они созидателями или разрушителями — совершенно очевидно, что Радищев подбирает исторические аналогии, исходя именно из этих оснований. Иными словами, получается, что монарх может достигнуть величия и как созидатель и как разрушитель. Оно и понятно, ведь каждая реформа, каждое завоевание может быть оценено двояко. И в свете этого личность Петра Первого все же достойна звания Великого. Величие его, по мнению Радищева, реализуется в следующем:«И хотя бы Петр не отличился различными учреждениями, к Народной пользе относящимися, хотя бы он не был победитель Карла XII, то мог бы и для того великим назваться что, дал первый стремление столь обширной громаде, которая яко первенственное вещество была без действия. – Да не уничижуся в мысли твоей любезной друг превознося хвалами столь властнагоСамодержавца, которой изтребилпоследния признаки дикой вольности своего отечества. Он мертв, а мертвому льститинеможно! И я скажу что мог бы Петр славнея быть, возносяся сам и вознося отечество свое утверждая вольность частную; но если имеем примеры что Цари оставляли Сан свой дабы жить в покое; что произходило не от великодушия, но от сытости своего Сана; то нет и доскончания мира, примера может быт[ь] небудет чтобы Царь успустил добровольно что ли из своея власти, седяй на Престоле».Очевидно, что Радищев не отказывает Петру в тех достижениях, которые действительно пошли на благо народу – он говорит и об учреждениях, которые приносят пользу и о победе над Карлом XII, деянии, которое стало причиной сплочения России под новой столицей, а также давшее импульс развития громаде России. Но эти достижения не могут выровнять чашу весов, так как главная причина величия Петра все же в преступлении – он уничтожил последние признаки вольницы русского народа. Иными словами, все достижения Петра ничто по сравнению с тем, что он окончательно укоренил рабство. В том случае, если бы частная вольность была устроена при нем, величие монарха было бы несомненным. Но здесь получается антагонизм понятию. Величие становится не положительной характеристикой, а, скорее, отражением ужасных дел. Впрочем, параллель, ранее проведенная автором, позволяет говорить о том, что явление это не может быть названо единичным. Вообще, если говорить о данном произведении с чисто эстетической точки зрения, то можно увидеть, что в нем обнаруживается три тесно связанных между собой начала – пластичность очерковой зарисовки, позволяющая воссоздать событие, которому он был очевидцем, и столь ярко раскрывшееся в итоговом романе писателя, большая эмоциональность, экспрессивность повествования, которая позволяет рассуждать о происходящем с нескольких точек зрения, когда за текстом всегда прослеживается некий контекст, зачастую противоречащий сказанному, и, наконец, глубоко рациональное рассуждение о судьбе России и всем, что происходит в ней. Ближайшим результатом выработки этой повествовательной структуры, устанавливающей непосредственные причинно-следственные связи между частным фактом и высокой абстракцией, стал следующий уровень конкретизации абстрактного понятия самодержавства, которое становится не только характеристикой Петра Великого но и всего монархического строя, что наиболее широко проявилось в «Путешествии из Петербурга в Москву». Петровская идея в романе «Путешествие из Петербурга в Москву»Тематика Петр I не столь явно выражена в «Путешествии из Петербурга в Москву», однако, личность его обнаруживается все в том же контексте самодержавства. Финальный труд А. Н. Радищева – это укор абсолютной монархии, у основания которой стоял Петр. Это попытка подвести некоторый итог русской истории, обосновать преемственность происходящего. Петровская тема раскрыта в двух ипостасях. Как тема самодержавия, связанная как непосредственно с именем Петра, так и в образе царя как такового, и как тема Петербурга, как творения Петра I. Остановимся на каждой характеристике подробнее. Само имя Петра появляется в романе лишь дважды и соотносится с монархом. Первый пример – характеристика преемственности царских преобразований: «Известно вам, сколько блаженный памяти благоверный царь Федор Алексеевич российское дворянство обидел, уничтожив местничество. Сие строгое законоположение поставило многие честные княжеские и царские роды наравне с новогородским дворянством. Но благоверный же государь император Петр Великий совсем привел их в затмение своею табелью о рангах. Открыл он путь чрез службу военную и гражданскую всем к приобретению дворянского титла и древнее дворянство, так сказать, затоптал в грязь. Ныне всемилостивейше царствующая наша мать утвердила прежние указы высочайшим о дворянстве положением, которое было всех степенных наших востревожило, ибо древние роды поставлены в дворянской книге ниже всех».Подобный подход позволяет говорить о том, что преобразования, которые осуществлялись монархами, затронули все слои населения. Естественно, разговор в большей степени идет здесь о преобразованиях, которые возникают непосредственно с момента поворота России в сторону Европы. Обычно в истории России принято говорить о том, что подобные преобразования начались только при ПетреI. Но, если отойти от данного стереотипа и обратить внимание на исторические факты, то можно увидеть, что все начинания Петра были подготовлены его старшим братом и соправителем России Федором Алексеевичем. Поэтому возникновение этой идеи в романе не случайно. С момента начала преобразования России и поворота ее на европейский путь развития все население России начало страдать. Обычно, вспоминая о данном произведении, говорят только о том, что страдало крестьянство, а Радищев изображает только мучения народа. Как видно из приведенного отрывка. Это не совсем так – в эпоху царя Антихриста, столь умело подготовленную его предшественником, были попраны все регалии старинных дворянских родов. По сути, был нанесен удар по патриархальному русскому устройству Второй раз имя Петра Великого проявляется в окончании романа, тогда, когда А. Н. Радищев вступает в открытую полемику с М. В. Ломоносовым:«Но ты, зревший самого Ломоносова и в творениях его поучаяся, может быть, велеречию, забвен мною не будешь. Когда российское воинство, поражая гордых оттоманов, превысило чаяние всех, на подвиги его взирающих оком равнодушным или завистливым, ты, призванный на торжественное благодарение богу браней, богу сил, о! ты, в восторге души твоей к Петру взывавший над гробницею его, да приидетзрети плода своего насаждения: «Восстани, Петр, восстани», когда очарованное тобою ухо очаровало по чреде око, когда казалося всем, что, приспевыйко гробу Петрову, воздвигнути его желаешь, силою высшею одаренный, тогда бы и я вещал к Ломоносову: зри, зри и здесь твое насаждение. Но если он слову мог тебя научить… В Платоне душа Платона, и да восхитит и увидит нас, тому учило его сердце».Имя Петра I в данном контексте, казалось бы не совсем значимо, так как А. Н. Радищев занят другим – он в буквальном смысле разбирает оды М. В. Ломоносова. И разбирает их, следует сказать, не с лучшей стороны. Прежде нами уже говорилось о том. Что подход Ломоносова не был в полной мере оценен современниками, что и не удивительно, ведь во многом он был новаторским. Но, думается, Радищев клеймит Ломоносова не только за форму стихотворения. Сам автор, будучи новатором, не мог отметить нетрадиционность, но он не мог принять раболепие, с которым его оппонент обращался к царям. Естественно, видя в Петре и его последователях абсолютное зло, воплощение идеи самодержавства, Радищев не может примириться с созданием культа императора, который является не больше, чем придворной лестью. Как мы уже условились ранее, достижение Петра Первого не слишком велики по мнению автора, а потому фраза о необходимости восстания Петра из гроба не может быть воспринята всерьез. Скорее это пример правильного оформления мысли при противопоставлении оратории митрополита Платона речам Ломоносова. Это касается прямой реализации петровской темы в произведении. Однако, чаще всего характеристика самодержавия дана в образе мифического царя, правящего страной. Показательным в данном случае становится образ царя, маску которого надел на себя путешественник. Идея эта соотносима в равной степени со всеми царями, но все же по характеристикам наиболее близка к исследуемому нами монарху:«Иной вполголоса говорил: – Он усмирил внешних и внутренних врагов, расширил пределы отечества, покорил тысячи разных народов своей державе. Другой восклицал: – Он обогатил государство, расширил внутреннюю и внешнюю торговлю, он любит науки и художества, поощряет земледелие и рукоделие.Юношество, с восторгом руки на небо простирая, рекло: – Он милосерд, правдив, закон его для всех равен, он почитает себя первым его служителем. Он законодатель мудрый, судия правдивый, исполнитель ревностный, он паче всех царей велик, он вольность дарует всем». В большей степени подобные характеристики были присущи именно Петру I, который одинаково участвовал как в ремесле и судостроении, так и в судебном деле. Характеристика завершается эпитетом великий, который в России был ранее не характерен ни для одного царя, кроме Петра. Естественно, что сходство это не может быть выражено напрямую, но прослеживается именно на семантическом пласте. Свете этого чрезвычайно показательным становится продолжение притчи, которая реализуется в рассказе о женщине, излечивающей слепоту. Она раскрывает глаза царя, отгораживая от него придворных льстецов, и он видит, что деяния его на самом деле далеки от величия. Естественно. Что мотив слепоты в данном случае аллюзивный – власть ослепляет настолько, что достаточно сложно увидеть свои дела в реальном свете. Кстати, если обратиться к мифу о снятии слепоты, то обнаружится, что он перекликается с идеей о двух видах отношения народов к Петру I – ненависти и страха. В притче, естественно, преобладает лесть. И в дальнейшем кольцо, являющая собой кольцо из терна соотносится с лавровым венком. Как первый является ничем иным, как данью славы царя, славы в большинстве своем необоснованной, так и второй становится отражением возвращения к реальности. Иными словами, люди, подобные М. В. Ломоносову, приносят, по мнению автора, огромный вред стране, так как своими излияниями они усыпляют монарха, отводят его от действительного положения дел. Наконец, третий мотив – мотив Петербурга. Петербург в романе представлен как пространство, оторванное от остальной России. И не случайно необходимо это путешествие – именно в дороге можно увидеть реальное положение дел и то, насколько далека столичная жизнь от жизни простого народа. Достижение Петра Радищев, отнюдь, не приуменьшает. Еще нет рассуждений о строительстве Петербурга на костях. Но оно прослеживается почти во всем повествовании. Ведь, если задуматься, все крестьянские портреты, нищие и увечные, проходящие в процессе путешествия в душевный мир героя (ибо самой дороги практически нет в произведении) – это не что иное, как люди, принесенные в жертву пышности света. Это те же мертвые души Н. В. Гоголя, только показанные в момент своего существования. На самом деле жизнь их значит не многим более, чем товар собираемый Чичиковым. И души эти, как кажется – своеобразная дань Антихристу, утвердившему абсолютную монархию в России. Но это в глубинном пласте текста. На поверхности рассуждения дворянина, привыкшего измерять жизнь по петербургским меркам:«Поехавши из Петербурга, я воображал себе, что дорога была наилучшая. Таковою ее почитали все те, которые ездили по ней вслед государя. Такова она была действительно, но – на малое время. Земля, насыпанная на дороге, сделав ее гладкою в сухое время, дождями разжиженная, произвела великую грязь среди лета и сделала ее непроходимою… Обеспокоен дурною дорогою, я, встав из кибитки, вошел в почтовую избу, в намерении отдохнуть».И вновь перед читателем возникает мотив слепоты. Традиционной негативной чертой России стало наведение порядка при приезде государя. До сих пор помнятся потемкинские деревни, организованные при приезде Екатерины II в Крым, но эта традиция была для России не нова даже в те времена. Соответственно, путешественник, не зная реального положения дел,считал, что вся остальная Россия живет так же хорошо, как и столица – ведь именно это видели все остальные, проезжая по стране вслед за государем. Таким образом, в «Путешествии из Петербурга в Москву» прослеживаются зачатки идеи мифа об Антихристе. Петр, в противовес ломоносовским одам, представлен здесь как абсолютный тиран, поработивший страну и принесший мучения всем народам ее населявшим. Петербург построен, но построен он благодаря нищете русского народа.Иными словами, уже в XVIII веке обнаруживаются зачатки мифа о городе призрачном, построенном по велению царя-Антихриста. Выводы по третьей главеПроза А. Н. Радищева, сформировавшись еще с самых ранних этапов творчества, сохранила до конца типичные черты. В ней органично слились гражданский пафос и эмоциональная подача материала. Существенным для автора становится жанр очерка, но жанр этот существует только формально, давая почву для рационалистичных рассуждений о политических делах России. Петровская тема проявляется в трудах Радищева достаточно редко. Скорее идет речь о типизированных чертах абсолютного монарха, носителя идеи абсолютизма воспринимаемой автором как абсолютное зло. Величие, по мнению Радищева, достигается разными путями. Но, к сожалению, для России наиболее частым путем становится путь угнетения народа, нежели увеличения личностной свободы населения. ЗаключениеВ данной работе было рассмотрено зарождение петровского мифа в творчестве авторов, стоявших у истоков русской литературы. Как известно, в настоящее время сформировалось два культурных архетипа личности Петра I. Естественно, что при подобном подходе личность Петра переносилась в область божественного, отображению традиционных мифов о градостроительстве. Главное предназначение города, согласно мифологии народов мира, - это объединение людей вокруг сокровенной идеи - слияния Неба и Земли, создания на земле небесного града, который стал бы отражением высших законов и принципов. Это идеальный город, где всё правильно и отвечает Божественным законам, где во всём царят справедливость и порядок, где человеческая душа может ощущать себя свободной. Усвоенные из различных мифологий идеи о небесном граде, воплотившись в петербургском космогоническом мифе, отвечали задачам сакрализации власти и персоны императора. Перенося воображаемую пространственную организацию небесного города на землю, люди стремились перенести и духовное содержание, тем самым делая город одухотворённым. Отсюда и стремление архитекторов воссоздать достижения всех столиц мира в образе Петербурга и превратить город в музей, воспевающий личность его творца. Иными словами, космогонический миф Петербурга опирается на идею сотворения города по воле всесильного демиурга - Петра. Тем не менее, можно говорить и о возникновении второго мифа – мифа эсхатологического, создающего второй облик создателя Петербурга.Во всех мифах о Петре - Антихристе обнаруживается одна важнейшая черта - его способность подменять реального носителя власти. Антихрист подменяет того, кто должен, согласно взгляду на божественное происхождение власти, заботиться о своем народе. Как следствие, возникает идея народа искушаемого, народа заблудшего.Эсхатологический миф проявился в литературе и культуре через негативный образ царя, который, повинуясь своим мечтам выстроил на проклятом месте огромный город. С самого начала постройки Петербурга о нем начинает ходить миф, как о городе, построенном на костях, некоем чудовищном мавзолее, который притягивает огромное количество людей.Примечательно, что отражаясь в культурологическом мифе, число жертв строительства города зависит в основном от того, как относится автор к петровским реформам, лично к Петру и к деспотической форме правления. Исторические факты принесены в жертву главной идее - показать жестокость и вред самодержавия, деспотизм царского режима.Личность Петра Великого в творчестве М. В. Ломоносова оценивается однозначно. Перед нами величественный правитель, который делает все возможное, чтобы улучшить жизнь граждан своей страны. И пусть большинство из них не понимает истинного назначения этого гиганта, по-настоящему дела его будут оценены потомками. Во всем творчестве Ломоносова прослеживаются следующие темы:1)служение своим подданным2)законотворческая деятельность3)развитие наук и искусств в России4)основание Петербурга5)борьба с внутренними и внешними врагами6)путешествия, в том числе морскиеПетр настолько велик, что в деяниях своих уподобляется Христу. И не случайно из оды в оду перетекает образ просвещенного монарха, способного управлять государством даже в самую трудную ситуацию. Если ранее святые на Руси были отображением личной веры, то Петр приравнен к Богу, он демиург, создающий на топях болот город, с которым не могут сравниться европейские столицы. Проза А. Н. Радищева, сформировавшись еще с самых ранних этапов творчества, сохранила до конца типичные черты. В ней органично слились гражданский пафос и эмоциональная подача материала. Существенным для автора становится жанр очерка, но жанр этот существует только формально, давая почву для рационалистичных рассуждений о политических делах России. Петровская тема проявляется в трудах Радищева достаточно редко. Скорее идет речь о типизированных чертах абсолютного монарха, носителя идеи абсолютизма воспринимаемой автором как абсолютное зло. Величие, по мнению Радищева, достигается разными путями. Но, к сожалению, для России наиболее частым путем становится путь угнетения народа, нежели увеличения личностной свободы населения. Таким образом, можно говорить о том, что истоки петровского и петербургского мифа можно искать не только в трудах авторов XIX века, но и в трудах века XVIII. Список литературыАбрамзон Т. Е. ПОЭТИЧЕСКИЕ МИФОЛОГИИ XVIII ВЕКА Ломоносов. Сумароков. Херасков. Державин. М. - 2007. – 540 с. Агаева Т. И. Петербург как культурное пространство в русской литературе 19 века: (Мифологический аспект) / Т. И. Агаева // Язык и культура (Моваi культура). - Киев, 1997. - Т. 4. - С. 3-4.Амусин М. В Зазеркалье Петербургского текста / М. Амусин // Нева. - 2001.-№5.-С. 184-189.Анисимов Е. Петербург времен Петра Великого : монография / Е. Анисимов. - М. :Центрполиграф, 2010. - 432 с.Анциферов Н. П. Быль и миф Петербурга : монография / Н. П. Анциферов ; сост. и коммент. К. А. Купман, А. М. Конечного. - М. : Книга, 1991 (репринт, воспроизв. изд.: Пг. : Брокгауз-Ефрон, 1924). - 68 с.Аркин Д. Е. «Град обреченный» / Д. Е. Аркин // Петербург как феномен культуры. - СПб., 1994. - С. 71-72.Бочаров С. Г. Петербургское безумие / С. Г. Бочаров // Пушкинский сборник / сост. И. Лощилов, И. Сурат. - М., 2005. - С. 305-317.Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века. М., 1953. С. 154—155.БуровскийA. M. Величие и проклятие Петербурга. Три Петербурга: метафизика второй столицы : монография / А. М. Буровский. - М. :Эксмо, 2009. – 352ВиролайненM. Н. Петровский парадиз как модель Петербургского текста / M. Н. Виролайнен. - Режим доступа: lit.phil.pu.ru/article.phpГоликова Н. Б. ПолитическиепроцессыприПетре I поматериалам «Преображенскогоприказа». М., 1957– 338 с. Гребенюк В. П. Петр I в творчестве М. В. Ломоносова, его современников, предшественников и последователей // Ломоносов и русская литература. М.: Наука, 1987. – 444 с. Гришанин Н. В. Текст, символ, миф в семиотическом анализе городской культуры :дис. ... канд. культурологии / Н. В. Гришанин. - СПб., 2007. - 160 с.Гуковский. Г. А Ломоносов – критик // http://feb-web.ru/feb/lomonos/critics/ling/ltl/ltl-069-.htmЖивов В.М. Государственный миф в эпоху Просвещения и его разрушение в России конца XVIII века.// Из истории русской культуры. Том IV (XVIII - начало XIX века). М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. – 118 с. Жуков К. С. Пётр Великий - культурный герой Петербурга / К. С. Жуков // Журнал социологии и социальной антропологии. - 2001. - Т. IV, № 2. - С. 136-144.Жуков К. Петербург без мундира / К. Жуков, Р. Клубков. - М. :ОлмаМедиа Групп, 2008. - 448 с.Западов А. В. Поэты XVIII века (М. В. Ломоносов, Г. Р. Державин). М., Изд-во Московского университета, 1979. – 311с. Инфантьев Б. Пётр Великий в русском фольклоре / Б. Инфантьев // Русский мир и Латвия : альманах общества SeminariumHortusHumanitatis. - Рига, 2010. - Вып. XXIII: Проблемы перевода в диалоге социокультурных парадигм. - С. 149-155.Каган М. С. Град Петров в истории русской культуры / М. С. Каган. - 2-е изд., перераб. и доп. - СПб. : Паритет, 2006. - 480 с.Криничная Н. А. Легенды о невидимом граде Китеже: мифологема взыскания сокровенного града в фольклорной и литературной прозе / Н. А. Криничная // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. - Петрозаводск, 2005. - Вып. 4. - С. 53-66.Куценогий М. В. Петербург: Конспекты по истории и культуре (1703-1917) / М. В. Куценогий. - СПб. : ПапиРус, 2003. - 264 с.Ломоносов М.В.. Ода на день тезоименитства его императорского высочества государя великого князя ПетраФеодоровича 1743 года // http://www.rvb.ru/18vek/lomonosov/01text/01text/01ody_t/006.htmЛомоносов М.В.. Ода на день восшествия на всероссийский престол ея величества государыни императрицы Елисаветы Петровны, самодержицы всероссийския, 1746 года // http://ilibrary.ru/text/1944/p.1/index.htmlЛомоносов М.В.. Слово похвальное блаженныя памяти государю императору Петру Великому, говоренное апреля 26 дня 1755 года // http://feb-web.ru/feb/lomonos/texts/lo0/lo8/lo8-5842.htmЛомоносов М.В..Ода на прибытие ее величества великия государыни императрицы Елизаветы Петровны из Москвы в Санкт-Петербург 1742 года по коронации // http://www.rvb.ru/18vek/lomonosov/01text/01text/01ody_t/005.htmЛомоносов М.В..Ода ее императорскому величеству всепресветлейшейдержавнейшей великой государыне императрице Елизавете Петровне, самодержице всероссийской, на пресветлый и торжественный праздник рождения ее величества и для всерадостного рождения государыни великой княжны Анны Петровны, поднесенная от императорской академии наук Декабря 18 дня 1757 года // http://www.rvb.ru/18vek/lomonosov/01text/01text/01ody_t/015.htmЛомоносов М.В.. Ода на день тезоименитства великого князя Петра Феодоровича 1743 года // http://az.lib.ru/l/lomonosow_m_w/text_1761_ibrannye_stihotvoreniya.shtmlЛомоносов М.В..Ода на рождение его императорского высочества государя Великого Князя Павла Петровича сентября 20 1754 года.// http://www.rvb.ru/18vek/lomonosov/01text/01text/01ody_t/014.htmЛомоносов М.В.. Поэма Петр Великий // http://feb-web.ru/feb/lomonos/texts/lo0/lo8/lo8-696-.htmЛосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура / А. Ф. Лосев. - М. : Изд-во полит, лит-ры, 1991. - 526 с.Лотман Ю. М. Миф - имя - культура / Ю. М. Лотман, Б. А. Успенский // Ученые записки Тартуского университета (Труды по знаковым системам). - 1973. - T.VI, вып. 308. - С. 282-303.Лотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города / Ю. М. Лотман // Учёные записки Тартуского университета (Труды по знаковым системам). - Тарту, 1984. - Вып. 664, № 8. - С. 30-45.Маркович В. Петербургские повести Н. В. Гоголя. Л. : Художественная литература, 1989. – 73 с. Михайлова И. М. Мифологизация русской истории в художественном творчестве Д. С. Мережковского: роман «Антихрист (Петр и Алексей)». – С.-Пб. – 2009. – 317 с. Марченко Н. А. Литературный миф Петербурга / Н. А. Марченко. - Режим доступа: http://lib.lseptember.ru/2003/02/4.htmПовх Ю. А. Петербургский миф в русской прозе 1990-2000-х годов. – Астрахань. – 2011. - 218 с. Проскурина В. Петербургский миф и политика монументов: Пётр Первый Екатерине Второй // Новое литературное обозрение: Теория и история литературы, критика и библиография. 2005. № 72. – с. 103 – 117Радищев А. Н. Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего //http://www.rvb.ru/18vek/radishchev/01text/vol_1/03prose/018.htmРадищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву // http://readr.ru/aleksandr-radischev-puteshestvie-iz-peterburga-v-moskvu.htmlСоколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. М.: Изд-во Московского университета, 1955. – 257 с. Теория литературы: В 2 т. / Под ред. Н.Д. Тамарченко. Т. 1. М.: Издательский центр «Академия», 2004. – 513 с. Топоров В. Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М. : Изд. группа «Прогресс» - «Культура», 1995. – 624 с. Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды. М., 1967. – 259 с.