Евразийская и европейская идентичности в глобальной политике

В результате, стартовав в 1991 – 1992 гг. с преимущественного положения, позволявшего России реализовать свои интеграционные начинания через сочетание мягкой и жёсткой силы, к моменту политических кризисов 2000-х годов Россия постепенно утратила свои преимущества, в то время как Евросоюз создал выгодную ему конфигурацию политического пространства в этих государствах, позволившую ему добиться от них выгодных ему решений с помощью мягкой и жёсткой силы. При этом, грамотно сосредоточив распространение выгодных ему норм среди наиболее влиятельных слоёв общества, Евросоюз либо дожидался выбора правящей верхушки в пользу евроинтеграции, либо использовал широкое распространение выгодных ему нормативных установок среди влиятельных слоёв общества (госаппарата, столичной интеллигенции, студенчества), когда надо было скорректировать вего пользу выбор местных элит. Таким образом Западу удалось сорвать намечавшийся в 2004 году крен Украины в пользу российского проекта евроинтеграции (ЕЭП), а в 2013–2014 гг. – настоять на подписании Украиной договора об Ассоциации с ЕС.Аналогичным образом европейские лидеры сорвали реализацию «плана Козака» в Приднестровье и заставили Молдавию отказаться от курса на евразийскую интеграцию, к тому же разворот республики на восток невозможен при нынешнем курсе Украины. Интернализация и институционализация проевропейского вектора в Грузии связана с Соглашением об ассоциации, хотя для Грузии характерна скорее прозападная, нежели конкретно проевропейская ориентация. Азербайджан не спешит апеллировать напрямую к европейской идентичности, поэтому в его случае говорить о существенном влиянии нормативной силы ЕС не приходится, и его действия исходят не из логики надлежащего, а из логики последствий.Приоритет евразийской интеграции возобладал в тех случаях, когда ориентация на европейскую идентичность ещё не была закреплена во внутреннем нормативном контексте государств, когда для местных элит материальные стимулы или санкции со стороны России перевешивали преимущества интеграционных форматов, предлагаемых Евросоюзом, или когда ЕС не предлагал углублённых форм интеграции.В частности, опыт республик Средней Азии показывает, что даже нормативная сила ЕС имеет объективные ограничения, связанные как с менталитетом указанных стран, так и с конкретным геополитическим контекстом, в котором они находятся. В отличие от других постсоветских республик, государства Средней Азии никогда не была приоритетной зоной насаждения влияния для Европейского союза, апелляция в них к европейской идентичности в обозримом будущем представляется невозможной, а интеграция с ЕС – затруднённой по экономическим причинам. Сам же ЕС пока не выдвигал претензий на вовлечение в свою орбиту республик Средней Азии. Всё это склонило выбор Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана в пользу российских интеграционных проектов и обеспечило сохранение невраждебного отношения к ним Узбекистана и Туркменистана. Говорить о существенном вкладе нормативных факторов во всех этих случаях, по нашему мнению, не приходится: выбор перечисленных государств тоже исходил из логики последствий. Неслучайно Узбекистан участвовал в оппонирующей России группе ГУУАМ и вышел из него, как только изменились внешние условия, в частности, Запад стал требовать от него соблюдения выгодных ему политических стандартов.Таким образом, решающее влияние на ход конкуренции интеграционных проектов на постсоветском пространстве сыграло использование нормативной силы, позволившее Европейскому союзу преимущественно с помощью инструментов убеждения и статусного стимулирования монополизировать и закрепить европейскую ориентацию ряда постсоветских стран как внутриполитическую норму, не подлежащую оценке с точки зрения выигрышей и потерь. В то же время Россия полагалась главным образом на инструменты материального стимулирования, задействовав их таким образом, что их действие сказывалось прежде всего на тех общественных группах, которые и без того разделяли ценность постсоветской интеграции, тогда как на общий нормативный контекст соответствующих стран эти инструменты не оказывали значительного влияния. По состоянию на данный момент европейское направление интеграции победило на Украине, в Молдавии и Грузии, а безусловно отстоять исходные позиции Российской Федерации удалось в Средней Азии, в которой ЕС пока что практически не задействовал свою нормативную силу.ЗаключениеКлючевым фактором неудачи постсоветской интеграции в этот период стало отсутствие соответствующего целеполагания в самой России, вытекающего из ошибочной оценки приобретений и потерь в случае проведения более настойчивой политики реинтеграции, и не менее ошибочного расчёта на то, что сохраняющаяся взаимозависимость постсоветского пространства в ряде ключевых практических областей в конечном итоге заставит местные элиты пойти на те или иные формы интеграции с РФ. В результате вместо превращения интеграции из негласной общественной нормы в институционализированный политический императив в 90-е годы произошло размывание этой нормы вследствие целенаправленных усилий местных элит по продвижению «политической национализации» подвластных им обществ и превращению государственного суверенитета в «священную корову», ключевой элемент внутреннего нормативного контекста.Решающее влияние на ход конкуренции интеграционных проектов на постсоветском пространстве сыграло использование нормативной силы, позволившее Европейскому союзу преимущественно с помощью инструментов убеждения и статусного стимулирования монополизировать и закрепить европейскую ориентацию ряда постсоветских стран как внутриполитическую норму, не подлежащую оценке с точки зрения выигрышей и потерь. В то же время Россия полагалась главным образом на инструменты материального стимулирования, задействовав их таким образом, что их действие сказывалось прежде всего на тех общественных группах, которые и без того разделяли ценность постсоветской интеграции, тогда как на общий нормативный контекст соответствующих стран эти инструменты не оказывали значительного влияния. По состоянию на данный момент европейское направление интеграции победило на Украине, в Молдавии и Грузии, а безусловно отстоять исходные позиции Российской Федерации удалось в Средней Азии, в которой ЕС пока что практически не задействовал свою нормативную силу.Список использованной литературыПавлова Е.Б., Романова Т.А. Нормативная сила: теория и современная практика России и ЕС // Полис. Политические исследования. 2017. № 1. С. 162– 176Тренин Д. Post-imperium: евразийская история. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2014. С. 326.Тренин Д.В. Россия и мир в XXI веке. М.: Издательство «Э», 2015. С. 384.Шерр Дж. Жесткая дипломатия и мягкое принуждение: российское влияние за рубежом. Пер. с английского М., 2013. С. 152 с.Фененко А. Реальность и мифы «мягкой силы» // Российский совет по международным делам.– URL:http://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/realnost-i-mify-myagkoy-sily/