Образ злодея в трагедиях Шекспира: Клавдий и Яго

На основании все той же тронной речи Клавдия читатель обнаруживает еще одну маску этого героя - желание проявить себя дальновидным и сильным политиком, но это внешние проявления, в которых стремление выдать заботу о личном весомее, чем забота о государственных интересах. Каково положение Дании при нем, известно из многочисленных суждений Гамлета, уже приведенных выше. «Мышеловкой» Гамлет хотел «заарканить совесть короля», однако, вспомним монолог:«О, мерзок грех мой, к небу он смердит;На нем старейшее из всех проклятий –Братоубийство! Не могу молиться,Хотя остра и склонность, как и воля;Вина сильней, чем сильное желанье…»Даже если предположить, что в нем отражено авторское осуждение преступности Клавдия, ипринять его как выражение внутреннего мира короля, то мы найдем в нем следующие мотивы.Монолог Клавдия является отражением гамлетовского«Быть иль не быть». Насколько противоположны характеры этих героев, настолько же различны их мысли. Сходство в том, что обе речи произносятся в критический для каждого момент. Оба решают для себя, как быть дальше: Гамлет - идти ли на риск, связанный с борьбой, Клавдий - признать ли вину и раскаяться? Оба монолога выявляют внутренний мир персонажей, благородство одного и низменность другого. В монологе Гамлета больше вопросительных интонаций, у Клавдия - утвердительных. Но в обоих выражается чувство раздвоенности. Да, не только у Гамлета, но и у Клавдия, в силе воли которого никто не сомневался, и сам он знает твердость своего характера, но вслушаемся в его слова:«Не могу молиться,Хотя остра и склонность, как и воля;Вина сильней, чем сильное желанье,И словно тот, кто призван к двум делам,Я медлю и в бездействии колеблюсь».Или в другом переводе:«Как за два дела взявшийся, стою яВ раздумии, с которого начать, и обаБросаю».Клавдий в нерешительности, но, разумеется, смысл ее иной, чем у принца.Нельзя пройти и мимо того, что в монологе Клавдия тоже встречается социальный мотив:«В порочном мире золотой рукойНеправда отстраняет правосудьеИ часто покупается законЦеной греха».Эти строки весьма созвучны со словами о глумлении века, медлительности судей, заносчивости властей? Клавдий, конечно, не сожалеет, что таковы суды в управляемой им Дании. Он считает, что в порочном мире несправедливость естественна, и если грех заручается поддержкой закона, то почему бы и ему не получить прощения небес.Также в беседе с Лаэртом Клавдий рассуждает подобно Гамлету. Мы помним, принцу не раз приходилось приспосабливать свою волю к действию. Клавдий тоже знает, что от излишних раздумий решимость хиреет. Поэтому он подстегивает мстительность Лаэрта:«...делать надо,Пока есть воля; потому что воляИзменчива и ей помех не меньше,Чем случаев, и языков, и рук,И «надо» может стать как тяжкий вздох,Целящий с болью»Гамлет сам себе говорит нечто подобное: «Как все кругом меня изобличаетИ вялую мою торопит месть!Что человек, когда он занят толькоСном и едой? Животное, не больше»Повторяющиеся мотивы и темы подчеркивают мысль Шекспира о том, что воля должна проявляться в действии, но действие должно соответствовать нормам морали, не заглушать голос совести и чести.Несомненно, такие же яркие и уверенные образы мы встречаем в «Отелло».«Отелло», как многие привыкли считать, не несет в себе только мотив ревности, подобно, как «Макбет» принято воспринимать трагедией на тему честолюбия. Зачастую читатели и критики, принимают эти, представленные великим драматургом произведения, как «апробация» влияния страстей на человеческие души. С этой целью написал он произведение на тему честолюбия и вытекающих опасностей, затем сходное с этим произведение на тему ревности и всех злоключений, которые она причиняет. Однако это противоречит замыслу автора о внутренней жизни творческого духа.Что У. Шекспир пишет здесь не просто ревность и легковерие, а единственно только трагедию жизни: как возникает она, каковы ее причины, в чем заключаются ее законы.Между строк можно прочесть, как автор был поражен властью злобы и ее значением в жизни. Яркий образ ревности, ярости и, в какой-то степени, мистики, приводят читателя не к Отелло, а к Яго.Некоторые ученые в своих научных исследованияхутверждали, что Яго был создан по образу короля Ричарда III. Но мы позволим себе с этим не согласиться. Полагаем, что Яго – это собирательный образ, в которомавторвоплотил различные черты характера его современников. Яго — это очень сильный образ,в котором воплотилось мастерство автора в разоблачении человеческой природы.И именно потому, что образ Яго живой и собирательный, он не является нивоплощением зла, ни старозаветным дьяволом, ни Мефистофилем, ни каким бы то ни было ярко выраженным маркером злодея в его привычном понимании.У Яго есть только его собственная цель. Что не он, а Кассио получил пост лейтенанта Отелло — вот обстоятельство, с самого начала разбудило его страсти. Как и в нашей жизни, любой грех, любая страсть зарождается в помысле. Яго хотел иметь эту должность и пытается завоевать ее. Но со всем тем он подбирает по пути к своей цели «ключи», которые откроют перед ним все двери. Яго лжец и лицемер, но он выбрал себе иную непроницаемую маску: смелую суровость, прямую, честную угрюмость солдата, не считающегося с тем, что думают или говорят о нем другие. Яго не прислуживает ни Отелло, ни Дездемоне, ни Родриго. Еще одна его маска – это «открытый и честный друг». Яго — это просто порочный человек. Его радуют чужие поражения и сжигает зависть к удаче других. Яго завистлив и недоброжелателен, лицемерие и желание превосходства, является той силой, которая ввергает его на сторону зла.Шекспир в образе Яго запечатлил на многие века порочную человеческую природу, в которой и сегодня мы видим себя, как в зеркале. В этом и смысл бесконечного интереса к его произведениям.В своих монологах Яго беспрестанно указывает самому себе причины своей ненависти. Читая монологи в других пьесах Шекспира, мы можем увидеть, как иногда персонажи исповедуют и открывают свои грехи читателю.Яго не такой. Он склонен к самооправданию, постоянно старается объяснить самому себе свою ненависть, умаляет свои страсти и их влияние на свои мысли и действия. Кольридж очень четко определяет это движение в его душе словами «themotivehuntingof a motivelessmalignity» (искание причины беспричинной злобы). Снова и снова объявляет он себе, что верит, будто Отелло был чересчур близок с его женой, и что он хочет отомстить за оскорбление. В своем порыве самооправдания он даже убеждает себя в влюбленности в Дездемону:«Да, наконец, я сам ее люблюНе страстною любовника любовью,Хоть, может быть, такой огромный грехНимало я не искупаю этим,Но потому отчасти, что хочуЯ отомстить ему, из подозренья,Что этот мавр распутный на постельКо мне не раз взбирался».Это яркий пример сущности этого героя в его проявлении самоуразумения и самооправдания. Зависть всегда имеет за собой мотив, узаконивающий скрытую в ней ненависть и превращающий в будто бы справедливую месть, желание повредить более достойному человеку. Общечеловеческая способность к любви или к ненависти по какой-нибудь вполне определенной причине умалила и унизила бы превосходство, которое Яго достигает в злобе. В завершении, ему угрожают пыткой, так как он не хочет сказать ни слова в объяснение или оправдание. Здесь он демонстрирует еще одну маску – тщеславия и гордыни. Итак, мы видим, что художественный образ является одной из форм отражения реальной действительности. У Шекспира есть более «концентрированные» персонажи, но есть и такие, которые растворяются в схожести своей с современным человеком. Специфика образа у Шекспира состоит в том, что, давая человеку новое познание мира, он одновременно передает и определенное отношение к отражаемому. Образы создают возможность передать читателю то особое видение мира автором, которое заключено в тексте и присуще лирическому герою, образу и характеризует их.ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ IIСуммируя все вышесказанное, отметим, что индивидуальные особенности каждого художественного образабезусловно оказывают значительное влияние на результаты восприятия его читателем и моделирование образа, представленных в трагедиях У. Шексаира. Специфические черты героев, которые олицетворяют «зло» по замыслу автора, могут быть связаны, во-первых, с выбором когнитивного сценария писателем, а во-вторых – с использованием выразительных средств, которые применяются в соответствии с тем или иным сценарием.В прописанных Шекспиром образах злодеев Клавдия и Яго, мы видим характерные для жанра шекспировской трагедии черты характеров эпохи ренессанса. Это яркие и многогранные личности, имеющие множество масок, за которыми читатель не всегда сразу угадывает облик зла и противоборства главному герою. Множество граней этих образов дает основание для детального и глубокого изучения их с точки зрения разных направлений науки о языке.ЗАКЛЮЧЕНИЕВ заключении отметим, что понимание окружающей действительности и последующая передача ее через образ зависит, в первую очередь, от ментальных процессов и способности воспринять идею, заложенную автором в свой персонаж. Как следствие, образ становится результатом авторской оценки, что делает образ «субъективным», и оценки читателей, что помогает объективному восприятию художественного образа героя.Целью нашей работы было выявить и описать средства и способы реализации стратегий при создании художественного образа в трагедиях У. Шекспира. Для поставленной цели мы выполнили ряд задач: описали понятие художественного образа, раскрыли особенности его восприятия. Отметили характерные позиции художественных образов У. Шекспира, исследовали жанровые особенности его трагедий. Кроме того, важным для нашего исследования было изучить функции прямой оценки художественных образов автора и описать особенности создания портретных характеристик и образов злодеев. Клавдий и Яго.Мы пришли к выводу, что литературный художественный образ весьма конкретный, доступен для восприятия. Художественный образ всегда символичен, субъективен, обладает эмоционально-экспрессивной окрашенностью. Существует определенный сценарий раскрытия образа, и писатель постепенно ведет свое повествование по заранее определенному алгоритму, чтобы показать динамику развития своего героя.Подчеркнем, что изучение образов художественной литературы обязательно с точки зрения стилистического анализа. Это необходимо для выявления индивидуального своеобразия авторского слова. Язык Шекспира очень образный и метафоричный, и образ каждого персонажа представлен ярко, подробно и систематично. В раскрытии и изучении образов нам помогало исследование монологов и диалогов персонажей, через которые автор раскрыл их характер. Кроме того, мы убеждены, что особенностью раскрытия шекспировского образа является проявление характера персонажа в движении, в развитии, в его сформированности, как личности. Это определяет и метод художественной характеристики героя. Герой у Шекспира представлен не в статичном состоянии, он всегда находится в формате личного прогресса или регресса. Общая художественная задумка относительно образа у Шекспира всегда глубокая и отличается динамичностью.СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫАникст, А.А. Гамлет. Шекспировский сборник /Под ред. АникстаА.А.и Штейн А. М.: Наука, 1961.Арутюнова, Н.Д.Метафора и дискурс/ Н.Д. Арутюнова//Теория метафоры. - М., 1990.Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека/ Н.Д. Арутюнова. – М. : Языки русской культуры,1999.Балыхина, Т.М.Речевые фигуры и тропы/ Т.М. Балыхина, М.В. Лысякова, М.А. Рыбаков// Русский язык и культура речи. – М., 2005.Беркнер, С.С. Вошина О.Е. Проблема сохранения индивидуального стиля автора и стиля произведения в художественном переводе (на примере произведений С.Моэма // Вестник Воронежского государственного университета. Лингвистика и межкультурная коммуникация. – 2003, № 1.Борисова Е. Б. О содержании понятий «художественный образ» и «образность» в литературоведении и лингвистике // Вестник Челябинского государственного университета. Филология. Искусствоведение. 2009. № 35 (173).Волкова, Е.В. Произведение искусства предмет эстетического анализа. – М.: Изд-во Минского ун-та, 1976.Гальперин, А.И. Очерки по стилистике английского языка/ А.И. Гальперин. – М. : Высшая Школа, 1978.Голуб, И.Б.Стилистика современного русского языка/ И.Б. Голуб. – М., 1997.Иванова С. О деятельностном подходе в изучении трагедии Шекспира «Гамлет» // Я иду на урок литературы. – август 2001.Ефимоф, А.И. Стилистика художественной речи/ А.И. Ефимов. – М.: Изд-во Московского университета. 1961.История зарубежной литературы XVII века / Под.ред. З.И. Плавскина. - М., 1987.Каганович С. Новые подходы к школьному анализу поэтического текста // Преподавание литературы. – март 2003.Карасик, В. И. Культурные доминанты в языке. Языковая личность: культурные концепты. Волгоград. Архангельск, 1996.Лотман Ю. М. Статьи по семиотике культуры и искусства / сост. Р. Г. Григорьева. М.: РГБ, 2004. (Из фондов Российской государственной библиотеки). Малинина Н. Л. Реалистический художественный образ в живописи: прошлое и настоящее // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2010. № 9. Монроз Л.А. Изучение Ренессанса: Поэтика и политика культуры // Новое литературное обозрение. – №42. – 2000.Плещенко, Т. П. Стилистика и культура речи : Учеб. пособие для студентов филолог.спец. вузов / Т. П. Плещенко, Н. В. Федотова, Р. Г. Чечет; Под общ. ред. П. П. Шубы. - Минск : ТетраСистемс, 2001.Руснак Н. А. Социокультурные маркеры и особенности трансформации образа и знака в художественном творчестве: автореф. дис. ... канд. филос. наук. Ставрополь, 2003.Серикова Т. Ю. Проблема художественного образа в искусствознании // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2010. № 4(24). Филиппова В. И. Художественный образ как продукт творческого процесса // Вестник ЧГУ. 2008. № 1.Чудинов, А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации: Монография. Урал. гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2003.Шведов Ю., Вильям Шекспир. Исследования. М., 1975. С.39Шекспир В. Гамлет, принц Датский. (Перевод К. Романова.) СПб. 1899. - Т. 1.Ian MacEwan, Atonement [Текст] / Ian MacEwan,. St.P.: Anthology, 2011.Laviosa S. The English Comparable Corpus: A Resource and a Methodology Text. / L.Bowker, M.Kronin, D.Kenny and Pearson (eds.) // Unity and Diversity: Current Trends in Translation Studies. Manchester, 1998.Forceville C. PictorialMetaphorin Advertising. London: Routledge, 1996.Zanker G. Modes of Viewing in Hellenistic Poetry and Art. – Madison, WI: University of Wisconsin Press, 2004.