Дивергентные особенности фонетики основных китайских диалектов

Противоположность из сходимости.Язык, люди, политика, летопись и природная обстановка представляются строительными блоками, из которых вырабатывается контркультура нации. Спустя несколько тысячелетий эволюции и вырабатывания чувствование самообороны и само укрепления в странной культуре молчаливо привлекает ее людей домой. «Молодой бунтарь, престарелый пастырь» — нормальная модификацию изменения мышления ради китайцев. Мир сейчаснаходится в решительно меняющейся эпохе, и с углублением народнохозяйственной глобализации отличие возможно многократно усилиться. Кроме того, быстрорастущая микроэкономика Китая явно увеличивает воздействие ее культуры. По этой первопричине расходимостьвсе так же остаётсябазой явления диалектов, и изменения ныне существующих.[20].2.2. Отражение дивергенции в фонологииРечь двуязычных носителей различается фонетически в зависимости от многих факторов, таких как возраст и уровень владения вторым языком (L2) [20]. Однако такие временные факторы могут не иметь большого значения для населения с более однородным языковым опытом, как в повсеместно многоязычных обществах. В таких диглоссальных ситуациях отношение, говорящих к каждому из их языков может иметь более сильное влияние на повседневное произношение, как и на изучение языка [18] и фонетическое приспособление к собеседникам.Это исследование было разработано, чтобы определить, влияет ли отношение двуязычных носителей к своему языку (языкам) и связанной с ним культуре (культурам) на фонетические свойства их речи. Коренные кантонско-английские билингвы, живущие в Гонконге, произносили почти омофоны на двух языках в условиях, когда каждый язык выделялся в разное время.Обычной единицей анализа на основании дивергенции является слог, который традиционно анализируется как состоящий из начального согласного, финаля и тона. В целом южные диалектные группы имеют меньше начальных согласных, чем северные и центральные, но чаще сохраняют средние китайские конечные согласные. Некоторые разновидности, такие как кантонский и шанхайский диалект, включают носовые слоги в качестве независимых слогов.В 42 разновидностях, рассмотренных в Большом словаре современных китайских диалектов, число инициалей (включая нулевое начальное значение) колеблется от 15 на некоторых южных диалектах до 35 на диалекте острова Чонгминг, Шанхай.Таблица 1. Дивергенция звуков в китайском языке Фучжоу минСучжоу- ВуПекин – мандарин АффрикатаЗвукpttskpttstɕkpttstɕtʂkГлухой pʰtʰtsʰkʰpʰtʰtsʰtɕʰkʰpʰtʰtsʰtɕʰtʂʰkʰЗвонкий bddʑgФрикативный Глухой sxfsɕhfsɕʂxЗвонкий vzʑɦНазальные mnŋmnɲŋmnсонорныеl∅l∅lɻ/ʐИзначальная система диалекта Фучжоу северного Фуцзяня - минимальный пример. За исключением / ŋ /, который часто сливается с нулевым начальным значением, инициали этого диалекта присутствуют во всех китайских разновидностях, хотя некоторые разновидности не отличают / n / от / l /. Однако большинство диалектов имеют дополнительные инициалы из-за сочетания инноваций и сохранения отличий от среднекитайского:Большинство видов имеют лабиодентальный фрикативный характер / f /, который развился из среднекитайских билабиальных стоп в определенных условиях. Озвученные инициали среднего китайского языка сохраняются на диалектах у, таких как Сучжоу и Шанхай, а также на диалектах старого сянга и нескольких диалектах ганского, но слились с глухими инициалами в других местах. Среднекитайские ретрофлексные инициали сохраняются на многих мандаринских диалектах, включая пекинский, но не на юго-западном и юго-восточном мандаринских. Во многих северных и центральных сортах есть палатализация зубных аффрикаты, велярные (как в Сучжоу), или оба. В некоторых местах, в том числе в Пекине, палатализованные зубные аффрикаты и палатализованные звучания слились, образуя новую небную серию. Китайские финали могут быть проанализированы в качестве дополнительного медиального образования, при присоединении гласных и дополнительных элементов. Консервативные системы гласных, такие как диалекты Гана, имеют высокие гласные /i/, /u/ и /y/, которые также функционируют как медиальные, средние гласные /e/ и /o/ и низкие /a/ -подобные гласным звукам. На других диалектах, включая диалекты мандаринского языка, / o / слился с /a /, оставив один средний гласный с широким спектром аллофонов. Многие диалекты, особенно в северном и центральном Китае, имеют апикальные или ретрофлексные гласные, которые являются слоговыми фрикативами, полученными из высоких гласных после сибилантных инициалов. Во многих диалектах Ву гласные монофтонгизированы, производя богатый набор гласных в открытых слогах. Сокращение фрикатив распространено на диалектах юэ.Среднекитайские коды, состоящие из таких согласных как / j / и / w /, носовых / m /, / n / и / ŋ / и согласных / p /, / t / и / k /, лучше всего сохраняются при южных диалектах, особенно юэ диалектах, таких как кантонский. На диалектах Цзинь, Мандарине Нижнего Янцзы и Ву, такие согласные объединились в качестве окончательной гортанной остановки, в то время как в большинстве северных разновидностей они исчезли. В мандаринских диалектах окончательный / м / слился с / н /в то время как у некоторых центральных диалектов есть единственный носовой звук, в некоторых случаях реализованный как назализация гласного. Все разновидности китайского, как и соседние языки в лингвистическом районе материковой части Юго-Восточной Азии, имеют фонематические тона. Каждый слог может соотноситься между тремя и семью различными контурами основного тона, обозначая различные морфемы. Например, пекинский диалект отличает mā (妈 "мать"), má (麻 "пеньки"), mǎ (马 "лошадь") и mÀ (骂 "поругать"). Количество тональных контрастов варьируется между диалектами, причем северные диалекты имеют тенденцию к тому, чтобы иметь меньше различий, чем южные. У многих диалектов есть тон сандхи, в котором контур основного тона слога зависит от тонов смежных слогов в составном слове или фразе.Этот процесс настолько распространен в шанхайском, что система тонов сводится к системе акцентного тона, как у современных японцев.Тональные категории современных диалектов можно связать, рассматривая их происхождение от четырех тонов среднекитайского языка, хотя родственные тональные категории на разных диалектах часто реализуются как совершенно разные контуры основного тона У среднего китайского был трехсторонний тональный контраст в слогах с вокальными или носовыми окончаниями. Традиционными названиями тональных категорий являются «ровный» (平píng), «восходящий» (上shǎng) и нисходящий (去 qù). Слоги, заканчивающиеся конечным согласным/ p /, / t / или / k / (проверенные слоги) не имели тональных контрастов, но традиционно рассматривались как четвертая категория тонов, «входящая» (入 rù), соответствующая слогам, оканчивающимся на носовые буквы / m /, / n / или / ŋ /. Тоны среднекитайского языка, а также аналогичные системы на соседних языкахраскололи тона, что обусловлено слоговыми началами. Слоги с озвученными инициалами, как правило, произносились с более низким тоном, и в конце династии Тан каждый из тонов был разделен на два регистра, обусловленных инициалами, известными как «верхний» (阴 / 陰 yīn) и «нижний» (阳 / 陽yáng). Когда озвучивание было потеряно на всех диалектах, кроме групп Ву и старых диалектов Сиань, это различие стало фонемным, в результате чего появились восемь тональных категорий с шестисторонним контрастом в непроверенных слогах и двусторонним контрастом в проверенных слогах. Кантонский поддерживает эти тона и разработал дополнительное различие в проверенных слогах, а также в непроверенных слогах. (Последнее различие исчезло снова во многих вариантах.)Анализируя различные случаи омонимии, мы обнаруживаем, что некоторые слова омонимичны во всех их формах, то есть мы наблюдаем полную омонимию парадигм двух или более разных слов, как, [.14].衣，依 и 伊 все читаются как yī, иероглифы 田 и 甜 читаются как tián и т. д.Профессор О. Ясперсен подсчитал, что односложных омонимов примерно в четыре раза больше, чем полисложных. Легко заметить, что только некоторые словоформыявляются омонимичными, тогда как другие - нет. В некоторых омофонах, в таких как 龙lóng «дракон», и 笼lóng «клетка» и 聋lóng «глухой», 坐zuò «сидеть» и 座zuò «сидение», 案 àn «продолговатый стол» и 按 àn «нажимать», можно заметить наличие одинаковых ключей, благодаря которым иногда иероглифы одинаково произносятся, но не везде данная закономерность применима.Интересную позицию занимают китайские омографы, их можно разделить на два вида: рассматриваемые на сегментном уровне и на суперсегментном. Примеры на сегментном уровне (иероглиф один и тот же, однако пиньинь различен): 行xíng «идти» и 行háng «линия»; 长zhǎng «расти» и 长chǎng «длинный». Примеры на суперсегментном уровне (иероглиф и пиньинь один и тот же, но тон разный): 作zuō «работник» и 作zuò «делать что-то».Если омонимию рассматривать диахронически, то все случаи звуковой конвергенции двух или более слов можно смело рассматривать как случаи омонимии.Полных омонимов в китайском языке не так много, как омофонов. Примеры: 花huā «растрачивать» и 花huā «цветок»; 尤 yóu в значении «особенный», 尤 yóu «обвинять» и 尤 yóu «ошибка»; 白 bāi «белый», и 白 bāi «понимать».Можно обнаружить до четырех этимологически различных слов. Переход от полисемии к омонимии — процесс постепенный, поэтому трудно указать точную стадию, на которой различные семантические развития разрывают все связи этимологических отношений и приводят к появлению двух разных слов. В случае китайского языка, например, прежде всего результат графических форм дает нам основание подчеркнуть, что два значения, которые фактически составляют семантическую структуру слова, теперь относятся к двум различным словам. . В то же время различие между омонимией и полисемией основано исключительно на семантической норме. Принято считать, что если говорящий улавливает связь между разными значениями, то их следует рассматривать как семантическую структуру полиморфного слова, в противном случае речь идет о гармонии, а не множественности. Таким образом, семантическая норма означает, что различие между полицитемией и омонимией фактически сводится к различию релевантных и нерелевантных значений. Этот традиционный семантический стандарт поначалу не кажется заслуживающим доверия, потому что разные значения одного и того же слова и значения двух или более разных слов могут считаться в равной степени неуместными.Во-вторых, при обсуждении лексико-грамматической омонимии было указано, что некоторые из средних значений омонимов, возникающих в результате преобразования (妈妈骑马。马慢，妈妈骂马。Mā mā qí mǎ. Mǎ màn, mā mā mà mǎ. Мама ездит на лошади. Лошадь медлит, мама ругает лошадь.), связаны между собой, поэтому этот критерий не может применяться к большим группам одноименных словоформ в современном китайском языке. Этот критерий оказывается недостаточным при синхронном анализе ряда других пограничных случаев, например, 石室詩士施氏，嗜獅，誓食十獅。氏時時適市視獅。Shíshì shī shì shī shì, shì shī, shì shí shí shī. Shì shí shí shì shì shì shī. Поэт по имени Шы жил в каменной комнате, будучи в восторге от львов, он поклялся съесть десять львов.Значения могут быть восприняты как связанные, и тогда мы можем говорить о многозначности, указывая на то, что различие в морфологической структуре множественного числа отражает различие значений. В противном случае мы можем рассматривать это как частичную лексическую омонимию.Более того, при синхронном анализе многозначных слов мы часто находим значения, которые никак не могут быть связаны друг с другом, как, например, значения падежа, описанного выше. Таким образом, семантический критерий оказывается не только несостоятельным в теории, но и довольно расплывчатым и из-за этого невозможным на практике, поскольку его нельзя использовать для различения нескольких значений одного слова и значений двух разных слов.Более объективным критерием распределения, предложенным некоторыми лингвистами, является критерий принадлежности к частями речи:несомненно, полезный, но в основном увеличивающий распространение лексико-грамматической и грамматической омонимии. Когда омонимические слова контекста принадлежат разным частям речи, они различаются не только своей семантической структурой, но также своей синтаксической функцией и, следовательно, своим распределением. Этот формальный критерий может использоваться для различения не только лексико-грамматических, но и грамматических омонимов, но он часто не подходит лингвистам в случаях лексической омонимии, не дифференцированной посредством орфографии.Омонимы, различающиеся графической формой, например, такие лексические омонимы, как рыцарь - ночь или цветок - мука, легко воспринимаются как две разные лексические единицы, поскольку любое формальное различие слов воспринимается как указание на существование двух отдельных лексических единиц. И наоборот, идентичные как по произношению, так и по орфографии лексические омонимы часто воспринимаются как разные значения одного слова.Часто утверждают, что контекста, в котором используются слова, достаточно, чтобы понять границу между омонимическими словами, например, значение 他 tā как она и 她 tā – он.Однако это верно для разных значений одного и того же слова, записанного в словарях, например, случая, как можно увидеть, сравнив дело, которое будет рассматриваться в суде, и притяжательный падеж существительного. Нужно подробнее объяснитьТаким образом, контекст служит для различения значений, но мало помогает в различении омонимии и полисемии. Следовательно, мы должны признать, что до сих пор не найдено формальных средств, позволяющих различать несколько значений одного слова и значения его омонимов. Следует учесть, что при обсуждении проблем многозначности и омонимии мы исходили из предположения, что слово является базовой единицей языка.Однако в большинстве китайских диалектов количество различий в тональных особенностях сократилось. В мандаринском языке, например, тона, полученные в результате разделения восходящих и нисходящих тонов среднего сахара, слились, в результате чего осталось четыре тона. Кроме того, в большинстве мандаринских диалектов исчезли последние согласные слова, и такие буквы были разделены на оставшиеся четыре диалекта.Степень дифтонгизации кантонского / o / и английского / oʊ /, а также кантонского диалекта / a ɪ / и английского / ɑɪ / была количественно оценена акустически и сопоставлена с оценками отношения, полученными в анкете. Участники с более позитивным отношением к кантонскому диалекту продемонстрировали большие межъязыковые различия в дифтонгизации этих пар, демонстрируя влияние языкового отношения на фонетические свойства речи и подчеркивая вклад социолингвистических факторов в фонетическую изменчивость в диглоссических контекстах.Деннинг (1989) предполагает, что расхождение будет иметь тенденцию обнаруживаться в более заметныхфункциях, в то время как менее заметные функции будут с большей вероятностью сходиться. Хок [23] приводит пример ограниченной конвергенции, который совместим с точкой зрения, согласно которой значимость может влиять на локусы конвергенции и дивергенции среди по-разному идентифицирующих себя групп. В Купваре, на границе индийских штатов Махараштра и Карнатака, на языках урду, каннада, маратхи и телугу говорят четыре взаимодействующие группы, различающиеся по престижу и имеет меньше заимствований Моделирование одновременной конвергенции и дивергенциитак же влияют на поверхностные структуры языков демонстрируют конвергенцию по отношению к разговорным формам этих языков за пределами Купвара. Это можно объяснить, если использование лексической единицывнегруппы в речи более заметно, чем использование структуры предложения, идентифицируемой вне группы. Чтобы исследовать эту общую гипотезу в нашей архитектуре моделирования, рассмотрели различия в заметности, удвоив чувствительность алгоритма целевого выбора к различиям в произношении внутри группы / вне группы в нижней половине звукового континуума. В этих условиях мы обнаружили, что дивергенция со значительно большей вероятностью возникает среди звуков в нижней половине звукового континуума, предполагая, что эту архитектуру можно расширить в качестве исходной модели дифференциальных эффектов значимости на локусы дивергенции и конвергенции в языковом контакте. Таким образом, стоит подумать, почему фрагментация не является случаем по умолчанию, несмотря на значение древовидных диаграмм; и что это подразумевает для нашей общей оценки природы как языка, так и языковых изменений. Этот феномен фрагментации, происходящий естественным образом только в том случае, если сообщества действительно физически разделены, кажется аргументом в пользу локализации языка и, следовательно, языковых изменений в индивидуальном мозгу. Этот комментарий не подразумевает, что люди могут выучить язык в социальном вакууме; мы изучаем словарный запас, фонологию, морфологию и синтаксис от наших собеседников, наших сверстников и нашей семьи. Мы не могли бынаучиться этому, не находясь в такой социальной группе. Именно благодаря тому, что говорящие говорят и слушают других, речевое сообщество в первую очередь может сохранять свою согласованность и обычно остается одноязычным целым, несмотря на такие расхождения, которые неизбежно возникают; но, несмотря на необходимые социальные аспекты языка, каждый человек отдельно усвоил соответствующие правила и данные в своем мозгу. Таким образом, группа носителей обязательно будут демонстрировать меньше вариаций, чем случайно собранные группы людей, но вариации остаются возможными и там, потому что, даже если мы все говорим на одном языке, у нас не у всех один и тот же мозг, и у нас не будет точно такой же идентичности, такие же переживания. Это могло бы показаться очевидным, и вряд ли стоило бы говорить о нем, за исключением того, что есть лингвисты, которые помещают язык в «общество» каким-то мистическим платоническим или витгенштейновским образом, иногда отвергая идею расположение языка в мозгу в основном на том основании, что это хомскианская позиция. Что ж, это действительно так, но точка зрения Хомского не обязательно влечет за собой ошибочность точки зрения, и нет причин избегать этой точки зрения, даже если (как и я) мы скептически относимся к некоторым другим идеям, предложенным Хомским. С диахронической точки зрения этот вопрос связан с тем, что Траск называет проблемой локуса диахронического процесса; в его «Словаре исторического и сравнительного языкознания»[19] это объясняется как «объект, который изменяется при изменении языка. Было много дискуссий о том, является ли этот объект ментальной грамматикой говорящих, социальным поведением говорящих, языком, независимым от говорящих, или чем-то еще». Первые две из этихдискуссионных теорий, вероятно, обе верны. Третия же из них, отстаиваемый среди прочих Лассом (1997), кажется многим почти непостижимым предположением, даже если современный аналитик не имеет доступа к говорящим (как не имеют специалисты по протоиндоевропейскому языку); когда мы изучаем язык далекого прошлого, мы неизбежно должны изучать его «независимо от его носителей» в большинстве случаев, потому что контекст производства свидетельств нам недоступен; но если мы можем реконструировать любую такую информацию (социофилологическими или другими средствами), то мы должны это сделать, ибо даже в далеком прошлом каждый текст имел контекст, каждое языковое состояние прошлого может быть изучено теперь только потому, что оно когда-то имело контекст, были носители языка, и когда он существовал, он располагался в их мозгу. И стоит подчеркнуть, что здесь мы буквально имеем в виду мозг, даже если некоторые аналитики предпочли бы перефразировать это как язык, находящийся в сознании говорящих; в настоящее время, кажется, имеется достаточно доказательств (например, как удобно резюмировано в третьем издании книги Джин Эйчисон «Слова в уме», 2003 г.), что разные части мозга содержат определенные лингвистические данные и способности, не обязательно идентичные у разных говорящих[24]. Существует много дополнительных потенциально релевантных источников влияния на паттерны конвергенции/дивергенции, которые не были включены в эту модель для простоты. Например, еще одним источником концентрации расхождений среди конкретных признаков, не смоделированных здесь, является любой вид обратной связи внимания, при которой большее различие в конкретном признаке между группами вызывает большее внимание к этому признаку, что еще больше поощряет его использование в качестве группового маркера.Точно так же мы моделировали изменения в непрерывном измерении в этой работе, чтобы проиллюстрировать плавные изменения в поведении с течением времени. Однако этот общий подход должен работать и в системах, включающих более дискретные лингвистические категории, такие как лексические или синтаксические структуры. Важными требованиями любой модели для этого расширения являются (i) то, что модель включает в себя некоторый механизм частоты использования в прошлом, чтобы повлиять на вероятность использования в будущем (например, как это делают образцовые модели), и (ii) говорящие должны иметь возможность идентифицироватьмодель повеления. Моделирование особенно полезно, когда оно предоставляет гипотезы, которые можно проверить с помощью экспериментов в реальной интересующей системе. В используемой здесь архитектуре моделирования мы обнаружили, что предпочтительная имитация внутригрупповых высказываний недостаточна для возникновения характерного расхождения. Мы предполагаем, что в целом это может быть правдой, когда автоматические процессы более низкого уровня способствуют общей конвергенции, как это смоделировано здесь с помощью перцептивного магнитного эффекта. Вместо этого мы обнаружили, что дивергенция требует преимущественной имитации высказываний, не похожих на высказывания чужой группы. Это можно проверить, спросив, склонны ли настоящие говорящие выбирать более сильно отличающиеся формы высказываний в ситуациях межгрупповой конкуренции, а не просто формы, которые чаще всего ассоциируются с их собственной группой, если измерять их в более нейтральных ситуациях.Выводы по второй главеМеняется не язык, а усвоенное каждым говорящим знание этого языка. Это развитие может быть преднамеренным, но обычно это не так. Таким образом, не может быть заранее определенного пути, по которому язык должен измениться; феномены, приводимые сторонниками типологии и дрейфа в качестве механизмов изменения, включают в себя самые интересные итоги развития, но никоим образом не могут рассматриваться как предсказательные или даже объяснительные (даже в таком интеллектуальном исследовании, как исследование испанского языка Elvira 1998). Инстинкт здравого смысла, считающий географическую диатопическую фрагментацию нормальной, если части языкового сообщества отделены друг от друга, имеет реальную точку зрения, но следует признать, что он противоречит идее о том, что язык не расположен в пространствемозга, или родственная идея о том, что язык имеет идентичность, отдельную от его существования в мозгу тех, кто на нем говорит. Факты изменчивости предполагают, что дивергенция нормальна, потому что у нас не у всех один и тот же мозг; факты фрагментации, как на древовидных диаграммах, предполагают, что это ненормально, если только соответствующие сообщества не были в контакте в течение некоторого времени или, как в случае с романскими языками,, политические факторы сознательно вмешались в состояние сложного многоязычия, чтобы привести к тому, что язык пишется по-разному в разных местах. В любом случае, чтобы понять, что произошло, нам необходимо знать как можно больше о социальном положении говорящих, о металингвистических установках и профессиональной подготовке писцов, записывающих наши документальные свидетельства, и об авторах, предоставляющих свой материал; то есть социально-политическая история должна быть представлена там, где она нам доступна, а также точные карты, где это возможно, и подробные филологические сведения, если таковые имеются. Таким образом, старомодная филологическая программа, сочетавшая лингвистическое изучениес пониманием исторических и социальных аспектов рассматриваемого времени, оказывается разумно подготовленным и заслуживает уважения даже со стороны историков-лингвистов, исследующих языки без письменной традиции. И фрагментация там, где она определенно имела место, может быть использована специалистами по предыстории как доказательство географического и культурного разделения соответствующих групп, в то время как, наоборот, поддающиеся датировке общие инновации, вероятно, могут означать, что такого разделения еще не произошло. ЗаключениеПодводя итог, стоит заметить, что изучение иностранного языкавсегда имело более распространённое явление. Принимая во внимание это, произрастает потребность болеетщательного исследования многообразных структур языка. И в связи с этим свидетельство диалектов, использующихся по всей местности Китая, являетсяневероятно востребованным и актуальным.В ходе дипломной работыбыла рассмотренаимеющаяся по предоставленной теме академическая литература, описаныразличные диалектные группы, проанализированысуществующие несходства между согласными и гласными звуками, атакже тональная слаженность разнообразных наречий китайскогоязыка.Вследствие разбора было выявлено, что расхождение взвуковом составе представляетсяосновополагающимразличием междудиалектами. Например в структурных элементах слога, накоторые имеют воздействие такие особенности как: артикуляция при произнесении смычных и аффрикат,изменения инициалей[ts],[ȶ], [tɕ],[tʂ], преобразованиягубно-зубных инициалей [f], [fʰ], [v], [ɱ], назализованных звуков [m],[n], [ŋ] в финалях, нисходящих двугласныеai, ei, au, ou и i, u. Так же, вместе с данными звуками, имеется большое количествопримеров полисемии,позволяющих предназначить вероятные взаимоотношениямежду резонансами одного слова цепочечная, радиальная,радиально-цепочечная. При исследовании диалектов китайского слога былоопределено, что для китайского языка,необходимо обдумывать не столько силлабические правила инормы общепринятого, но также диалектов, обширноиспользуемых в разных ареалах страны. Таким образом,цельисследовать разнообразия звукового состава различныхдиалектов была достигнута.СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫАлексахин. А. Н. Диалект хакка (китайский язык). Фонология, морфология, синтаксис. – М.: Восточная книга, 2013.2. Завьялова О. И. Диалекты китайского языка. — М.: Научная книга, 1996.3. Юань Цзяхуа. Диалекты китайского языка. — М.: Наука, ГРВЛ, 1965.4. Mair V. H. What Is a Chinese 'Dialect/Topolect? // Sino-Platonic Papers, 1991, 29. – Philadelphia: University of Pennsylvania.Литература:5. Астрахан Е. Б., Завьялова О. И., Софронов М. В. Диалекты и нацио-нальный язык в Китае. — М.: Наука, 1985.6. Дорошевский В. Я. Диалектология и сравнительно-исторический метод в языкознании // Вопросы языкознания, 1956, №5.7. Завьялова О. И. Большой мир китайского языка. – М.: Вост. лит., 2010.8. Завьялова О. И. Языковая ситуация и языковая политика КНР. ИДВ РАН. 2010. С. 1. [Электронный ресурс] URL: http://www.ifes-ras.ru/publications/online/167-yazykovaya-situacziya-i-yazykovaya-politika-v-knr9. Конрад Н. И. О китайском языке // Вопросы языкознания, 1952, № 3.10. Ли Юймин. Чжунгоюйяньгуйхуа лунь. (О языковом планировании в Китае). Чанчунь: Бэйцзин шифаньдасюэчубаньшэ (Издательство Пекинского педагогического университета), 2005.11. Солнцев В. М. Проблема частей речи в китайском языке // Вопросы языкознания, 1956, №5.12. Софронов М. В. Лингвистические проблемы в китайском обществе // Проблемы Дальнего Востока, 1972, №1.13. Сталин И. В. Марксизм и вопросы языкознания // Правда. - М., 1950.14. Ханьюйфанъяньдитуцзи (Атлас китайских диалектов) / Ред. ЦаоЧжиюнь. Т. 1-3. Пекин, 200815. Чжунхуаженьминьгунхэгочжусилиндисаньшицихао. Чжунхуаженьминьгунхэгогоцзятунъюнюйяньвэньцзыфа. (Указ председателя КНР номер 37. Закон КНР об общегосударственном языке и письменности) URL:http://big5.gov.cn/gate/big5/www.gov.cn/ziliao/flfg/2005-08/31/content_27920.htm16. ШаоЖунфэнь. Процесс формирования единого национального языка (и о фонетическом письме для диалектов) // Вопросы языкознания, 1953, №4.17. Ярцева В. Н. Лингвистический энциклопедический словарь. URL: http://tapemark.narod.ru/les18. Butler E. The “Cang Jie Method” Reference Book. URL: http://www.cocoanutstech.com/cang_jie/www.cjmember.com/the_cj_method.htm#Basic%20Principles19. Crystal D. The Cambridge Encyclopedia of Language. – Cambridge: Cambridge University Press, 1997.20. DeFrancis J. The Chinese Language: Fact and Fantasy. – Honolulu: University of Hawaii Press, 1984.21. Erbaugh M. S. Southern Chinese Dialects as a Medium for Reconciliation within Greater China // Language in Society, Vol. 24, No. 1.Cambridge University Press, 1995.22. Groves J. M. Language or Dialect—or Topolect? // Sino-Platonic Papers, 2008, 179.23. Haugen, E. I. Dialect, Language, Nation // American Anthropologist, New Series, 1996, 68(4). P. 992-935.24. McMahon A., McMahon R. Language Classification by Numbers. – UK: Oxford University Press, 2006.25. Milroy J., Milroy L. Varieties and Variation, in Florian Coulmas (ed.), 1997.26. Romaine S. Language in Society: An Introduction to Sociolinguistics (2nd). – Oxford, New York: Oxford University Press, 2000.27. UNESCO. Atlas of the World’s Languages in Danger. URL: http://www.unesco.org/culture/languages-atlas/index.php?hl=en&page=atlasmap